(35-летие Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе глазами историка)

«Будущее начинается сегодня, а не завтра»

Папа Иоанн Павел II

«Уже давно признано, что ключевым звеном защиты прав человека является широко распространенное понимание людьми того, каковы их права и как они могут их защитить».

Бутрос Бутрос-Гали, 6-ой Генеральный Секретарь ООН

1-го августа 35 лет тому назад в крыле конгрессов концертного зала «Финляндия» в Хельсинки, где проходил беспрецедентный международный саммит, неожиданно воцарилась полная тишина на долгие 17 минут.  35 мировых лидеров, сидевших плечом к плечу на подиуме, молча наблюдали, как каждый из них ставил свою подпись под объемным документом в зеленом кожаном переплете, получившим название Хельсинкского Заключительного акта.

Никто из них не мог знать, какая судьба ожидает этот документ, что ждет их государства и народы в будущем, как, наконец, сложится их собственная жизнь, как политиков и просто людей.  Однако все они хорошо понимали, что вместе «творили историю».  В мировой истории найдется не так много документов, которые дали бы старт таким тектоническим историческим процессам и политическим переменам на огромном пространстве от Ванкувера до Владивостока.

История «Великой Хартии перестройки»

История создания Заключительного акта Хельсинки и рождения ОБСЕ уходит корнями в послевоенные 1950-ые и далеко не исчерпывается сегодняшним днем.  Любой исторический материал соткан, как правило, из фактов, событий, явлений и судеб, и намного реже – из целостных процессов, которые, как историческая субстанция, обретают свою собственную судьбу и генерируют новые исторические факты, события и явления.  Именно таким творцом новейшей истории и стал Хельсинкский процесс.

Впервые идею разработать договор сроком на 50 лет с участием всех европейских государств, который бы опирался на постоянно действующую структуру, СССР высказал еще в 1954 году.  Идея была положена под сукно, поскольку предполагала признание ГДР, блокировала путь в НАТО для ФРГ и изолировала безопасность Европы от безопасности Америки.  Советское вторжение в Венгрию, возведение Берлинской стены и другие события 1950-1960-ых годов перечеркнули и новую попытку СССР в середине 1960-ых провести совещание по европейской безопасности, где предлагалось принять документ правового характера, который бы закрепил сложившиеся в Европе послевоенные границы и открыл возможности для широкого экономического сотрудничества между Востоком и Западом.  И только после печально известного вторжения советских войск в Чехословакию в августе 1968 года, положившего конец политическим реформам «пражской весны», Запад согласился принять участие в таком совещании на определенных условиях.  Эти условия предполагали, что равноправными участниками совещания будут Канада и США, что будет подтвержден правовой статус западного Берлина, и что повестка дня совещания будет включать обсуждение проблем неядерного разоружения в Европе и целый комплекс вопросов соблюдения прав человека.

Впрочем, этому способствовали многие события конца 1960-ых, в частности в ФРГ приход к власти социал-демократов во главе с Вили Брандтом ознаменовался новой «Восточной политикой», результатом которой стал Московский договор 1970 года, зафиксировавший нерушимость границ, отказ от территориальных претензий (Восточная Пруссия) и декларировавший возможность объединения ФРГ и ГДР.

В 1969 году президентом США становится Р. Никсон, перед которым встали как проблемы урегулирования отношений с Варшавским блоком, так и экономические последствия продолжающейся войны во Вьетнаме.  Состоявшийся 22-30 мая 1972 года первый официальный визит президента США в СССР явился одним из важнейших моментов брежневской разрядки.  Перед встречей, 11 апреля, было подписано соглашение между СССР и США об обменах и сотрудничестве в научно-технической, образовательной и культурных сферах.  В ходе же московских переговоров Л. Брежнева с Р. Никсоном были подписаны Договор по ПРО, ОСВ-1 и другие многочисленные важнейшие соглашения.  Кроме того, на неофициальном уровне Никсон неоднократно обсуждал с Брежневым возможность расширения эмиграции евреев в Израиль как одного  из непременных условий дальнейшего сотрудничества.   Немало интересных и малоизвестных фактов того десятилетия читатель откроет в новой книге эссе, интервью и воспоминаний «Эти странные семидесятые, или потеря невинности».

В свою очередь Советский Союз вынужден был согласиться на условия Запада под прессом двух главных факторов.  Во-первых, тяжелое бремя «холодной войны» и ее изнурительной гонки ядерных вооружений в технологически отсталой, экономически ослабленной и социально небогатой стране неумолимо проявлялось в стремительно нарастающей стагнации «общества развитого социализма».  Плакатные идеологические догмы, лозунги и призывы все нелепее противоречили действительности серых будней, порождали атмосферу массового пессимизма и социальной пассивности, эскейпизм советской интеллектуальной элиты от общественных реальностей, нарастание диссидентских настроений среди моральных авторитетов во всех советских республиках.  Вторым и уже упоминавшимся мощным фактором, подталкивающим на диалог, стало создание «опорных точек» будущей политики разрядки международной напряженности: вступление в силу Договора о нераспространении ядерного оружия и подписание договора между СССР и ФРГ о признании послевоенных границ в Европе в 1970 году, заключение Договора ОСВ-I в 1972 году, меры, направленные на нормализацию двусторонних отношений с Соединенными Штатами Америки и ключевыми западноевропейскими государствами. 

  Заключительный акт Хельсинки, который позднее окрестили «Великой Хартией разрядки», разрабатывался в сложнейших дипломатических переговорах в три этапа и длился 32 месяца - с ноября 1972 по 1 августа 1975 года.  Попутно замечу, что закончилась разрядка 27 декабря 1979 года, когда дворец Х. Амина был взят штурмом, а сам он убит: началось вторжение СССР в Афганистан.

Хельсинкский Декалог – «ледокол холодной войны»

 Заключительный акт и его «десять заповедей», т.н. Хельсинкский Декалог, стал настолько неожиданным историческим прорывом в будущее, что эти уникальные международные документы были не сразу поняты, и подвергнуты жесткой критике по оба берега Атлантики.  «Нью-Йорк Таймс» в своей передовице, например, писала в 1975 году: «Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе с участием тридцати пяти наций, близящееся к кульминационному пункту после тридцатидвухмесячного семан­тического словоблудия, вообще не должно было иметь места. Никогда еще столь многие не сражались так долго за поистине ничтожные вещи. И если уже слишком поздно отозвать Хельсинкскую встречу в верхах... то следует приложить все усилия как публичным, так и частным порядком, чтобы предотвратить эйфорию на Западе».

А Маргарет Тэтчер вообще расценивала это событие как попытку пустить пыль в глаза.  «Разрядка» была для нее сродни «политике умиротворения», которая проводилась между двумя мировыми войнами, когда так желали, вопреки очевидному, видеть «в Гитлере джентльмена» и старались ему во всем уступать, не загонять в угол, а также как-то оправдать его безумия.

Поэтому перед отъездом премьер-министра Гарольда Вильсона в Хельсинки она обращалась к нему с предупреждением: «Поток слов, произносимых во время встречи в верхах (саммита), не будет значить ровным счетом ничего, если он не будет сопровождаться какими-то позитивными действиями советских руководителей, показывающих, что их поведение действительно изменилось». Этот эпизод, описанный Ж.Л. Тьерио в книге «Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов», - еще одно свидетельство глубокого неверия политических центров на Западе в договоренности с СССР. 

В Москве же в партийных и дипломатических кругах царила атмосфера растерянности и встревоженности.  Анатолий Адамишин, бывший заместитель министра иностранных дел СССР, участвовавший в Хельсинкском процессе с самого начала, вспоминал через тридцать лет после Хельсинки: «Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом Заключительный акт с его гуманитарными «ересями» успешно прошел через Политбюро ЦК КПСС.  Там просто недооценили взрывоопасность той «мины», которую «третья корзина» (третья группа рекомендаций Заключительного Акта по сотрудничеству в «гуманитарной и других областях») закладывала под советскую идеологическую конструкцию».

Ответ на эту загадку дал Анатолий Добрынин, посол СССР в США на протяжении почти четверти века и член ЦК КПСС с 1971 года, который был прямым свидетелем того, чем руководствовалось высшее советское руководство принимая саморазрушительное решение: «Многие члены Политбюро считали неприемлемым принятие на себя международных обязательств по вопросам, которые до сих пор Москвой рассматривались как чисто внутренние.  Речь действительно шла о принятии Кремлем нелегкого для него принципиального решения… В конце концов, на заключительном заседании в Политбюро восторжествовала «компромиссная» точка зрения Громыко.  Его аргументация сводилась к следующему.  Главным вопросом для СССР является вообще признание послевоенных границ и сложившейся политической карты Европы… Что касается гуманитарных вопросов, то регулирование степени их выполнения по конкретным делам, говорил Громыко, все равно оставалось бы в руках Советского правительства.  «Мы хозяева в своем собственном доме».  Короче, заранее негласно признавалась возможность игнорирования отдельных гуманитарных обязательств».

Однако Кремль, как выяснится позднее, потерял от Хельсинкского совещания гораздо больше, чем демократические страны, ибо в итоге Заключительный акт предоставил всем участникам, включая Соединенные Штаты, право голоса в вопросах политического устройства Во­сточной Европы.

Новаторский характер Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе проявился по нескольким направлениям.  Во-первых, в эпоху межблокового противостояния СБСЕ собрало беспрецедентно широкий состав участников со времен Венского конгресса 1814-1815 годов, который определил новые европейские границы после наполеоновских войн.  Причем все государства участвовали в Совещании как «суверенные и независимые государства в условиях полного равенства».  Во-вторых, в то время, когда для большинства переговоров и организаций по вопросам безопасности был характерен фрагментарно-выборочный подход к ее обеспечению, подход СБСЕ был всеобъемлющим, что стало одним из величайших достижений Совещания.  В-третьих, решения на Совещании принимались консенсусом, в силу чего сам процесс принятия решений зачастую приобретал не менее важное значение, чем сами решения.  В-четвертых, решения СБСЕ были политически, а не юридически обязательными, что наделяло СБСЕ значительной гибкостью.

Открыв многосторонний канал межгосударственного общения на просторах Евро-Атлантики в существовавшей тогда биполярной системе, Хельсинкский процесс нанес сокрушительный удар по льдам «холодной войны».  Причем главным инструментом будущих перемен стал именно Декалог – десять основополагающих принципов Хельсинки, которые государства-участники обязались “уважать и применять в отношениях каждого из них со всеми другими государствами-участниками, независимо от их политических, экономических и социальных систем, а также их размера, географического положения и уровня экономического развития”.  Эти принципы включали: 1. Суверенное равенство, уважение прав, присущих суверенитету; 2. Неприменение силы или угрозы силой; 3. Нерушимость границ; 4. Территориальная целостность государств; 5. Мирное урегулирование споров; 6. Невмешательство во внутренние дела; 7. Уважение прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений; 8. Равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой; 9. Сотрудничество между государствами; 10. Добросовестное выполнение обязательств по международному праву.

Кроме того, Заключительный акт закрепил рабочие области СБСЕ, охватывающие все сферы межгосударственных отношений. Первоначально они получили название хельсинкских “корзин”, а ныне именуются “измерениями”.  К первой корзине - военно-политическому измерению - относятся вопросы политической безопасности и контроля над вооружениями, предупреждение и разрешение конфликтов.  Вторая корзина - экономико-экологическое измерение – охватывает проблемы сотрудничества в области экономики, науки, техники и окружающей среды.  К третьей корзине - человеческому измерению - относится сотрудничество в гуманитарных и других областях (информация, культура, образование), а также права человека.

В силу известных обстоятельств оно и вышло на первый план во взаимоотношениях СССР с западным миром.  Более того, привело к постепенному высвобождению сознания в замкнутом, сверхидеологизированном социалистическом социуме, к формированию если не инакомыслия, то зарождения в массовом  сознании сомнения в правильности пути, по которому шла страна, и к критическому освоению окружающей действительности. 

«Права человека» без кавычек

В начале августа 1975 года текст Заключительного акта Хельсинки был полностью опубликован в советских центральных газетах и журналах, отдельными брошюрами, причем на языках всех республик СССР, общим тиражом 20 млн. экземпляров.  Миллионы советских граждан практически впервые прочитали в «Правде» и других партийный газетах слова «права человека» без привычных кавычек и традиционной приставки «так называемые».

Заключительный акт и сам Хельсинкский процесс без преувеличения совершили революцию в международном праве, определив человеческое измерение, права человека и фундаментальные свободы признанными предметами международного диалога и переговоров между Востоком и Западом.  Произошла своеобразная легитимизация прав человека в сфере международных отношений, их перевод из категории моральной – в категорию политическую.  При этом седьмой принцип Хельсинкских «десяти заповедей» об уважении прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений, необъяснимо «уживался» с шестым принципом «невмешательства во внутренние дела», на котором настояло советское партийное руководство.  Поскольку никаких дополнительных разъясняющих дефиниций оба принципа не получили, а также не определили черту, за которой требование уважения прав человека могло расцениваться как «вмешательство во внутренние дела», у демократических государств появились широкие возможности навязывать крайне невыгодную для коммунистической партийной олигархии повестку дня фактически без нарушения принципа международного права о невмешательства во внутренние дела государств Восточного блока.   

СБСЕ таким образом быстро превратился в центр международных стандартов прав человека, прагматичный инструмент «материализации» Всеобщей декларации прав человека ООН, признанной всеми и не соблюдаемой многими.  Вскоре после принятия Итогового документа Венских переговоров (ноябрь 1986 г. - январь 1989 г.), которые положили конец «холодной войне» в гуманитарной сфере, и Парижской хартии для новой Европы (ноябрь 1990 г.) СБСЕ создало свои институты в области человеческого измерения – Бюро по демократическим институтам и правам человека, офис Верховного комиссара по правам национальных меньшинств, пост Представителя ОБСЕ по вопросам свободы средств массовой информации.

Концепция прав человека, как новой категории международных отношений, оказалась настолько же неожиданной для советской политической элиты, насколько она была долгожданной для населения Советского Союза, особенно национальных республик, в том числе Украины. 

Начало конца

В 1960-1970 годах общественная атмосфера в Украине была особенно удушливой, а жизнь нескольких тысяч правозащитников первой волны движения за десталинизацию общества превратилась в настоящий ад.  К 70-ым годам окончательно определилась роль Украины как «испытательного полигона» для карательных органов.  Четко прослеживалось, что новые методы преследований сначала апробируются на Украине, а затем распространяются на другие республики.  Это очевидно из дальнейшей истории преследований Украинской Хельсинкской группы.  Уже первый ее Меморандум привел данные о том, что от 60 до 70 процентов всех политических заключенных в СССР были украинцами.

По данным московского общества «Мемориал» диссидентское движение в семидесятые годы можно разделить на три этапа: а) расширение (1970-1972), б) кризис и его преодоление (1972-1974) и в) «Хельсинкский» период (1975-1979).

Подписание Советским Союзом Заключительного акта Хельсинки не только вдохнуло новую жизнь в советское, особенно украинское правозащитное движение, но и открыло шлюзы для правого прозрения общества, разбудило правосознание и понимание людьми своего бесправного положения.  Формально согласившись с нормами об уважении прав человека и признав ценность политических свобод, Кремль вынужден был согласиться и с тем, что несоблюдение этих прав и свобод перестало быть только его внутренним делом, но превратилось в предмет международной политики.  Уже в ноябре 1976 года, вслед за объявлением академиком А. Сахаровым о создании Московской хельсинкской группы, 9 украинских правозащитников и лидеров общественного мнения, в том числе, писатель-фантаст О. Бердник, генерал П. Григоренко, Л. Лукьяненко, писатель М. Руденко и другие создали Украинскую хельсинкскую группу.  УХГ просуществовала всего 5 лет и была окончательно разгромлена в 1981 году, когда все ее члены оказались за решеткой.  Однако ее голос во имя национального пробуждения (до конца 1980 г. УХГ выпустила 30 деклараций и обращений, в том числе 18 меморандумов и 10 информационных бюллетеней), усиленный передачами на украинском языке 7 зарубежных радиостанций был услышан в Украине и за рубежом, порождая эффект «снежного кома». 

Украинское общество быстро просыпалось и училось думать самостоятельно без опоры на упрощенные и затертые идеологические штампы, а его активный сегмент – творческая и техническая интеллигенция, академическая среда, студенчество – искали и находили новые авторитеты, носителей новой морали, которая бы коренилась на демократических ценностях, а не только на «кодексе строителя коммунизма». 

Заслуживает внимание, например, мнение журналиста А. Зорина об интеллигенции, представленной в ВПК: «Именно этот слой стал советским «средним классом» с определенными стандартами потребления, достигнутыми в 1970-ые годы.  Именно эта социальная группа противопоставила себя советской системе, именно она сломала ей хребет, в сущности, уничтожила ее.  Именно она рухнула первой, погибла под ее обломками.  Это потрясающая шекспировская драма…»

Мыслящим украинцам становилось очевидным, что не государство является носителем морали, а его граждане, которые должны заставить государство принять и уважать моральные стандарты общества, а не наоборот.   Именно в это время на полную зазвучали голоса новых моральных авторитетов и негласных лидеров общественного мнения Украины, таких как Лина Костенко, Вячеслав Черновол, Иван Дзюба, Виталий Коротич, Иван Драч, Василь Стус и многих других, кто верил, что «лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму».

Вообще, пример УХГ, как впрочем и всего Хельсинкского процесса еще раз подтвердил правоту мудрости великого французского романиста Виктора Гюго: «вторжение армий можно остановить, идею, чье время пришло, - остановить невозможно».  Недаром положения Заключительного акта о распространении, доступе и обмене информацией превратились в Хельсинки в настоящее поле боя для советских вождей, инстинктивно ощущавших, чем свободное движение идей и  информации грозит советскому «железному занавесу» против правды и обмена идеями.  В записях бесед бывшего государственного секретаря США Г. Киссинджера с советским министром иностранных дел А. Громыко есть любопытный эпизод, показывающий опасения советских переговорщиков и неверие их западных партнеров в силу идей.  Отвечая на язвительное замечание Громыко о том, что хельсинкская «третья корзина» - путь к «открытию кабаре в Москве», Киссинджер, долгое время скептично относившийся к Хельсинкскому процессу в целом, со смыслом отшутился: «Советская система выживает уже больше 50 лет, и вряд ли она изменится, если в нескольких киосках в Москве будут в продаже западные газеты».     

  Они оба ошиблись в своих расчетах и оценках.   

15 лет, которые потрясли мир

Исторические периоды и процессы, как правило, измеряются веками, образуя неумолимый макропроцесс всемирной истории, отражающей поступательное и нелинейное развитие человечества по восходящей.  Хельсинкский процесс – рекордсмен в ускорении исторического времени.  Он задал невиданные ранее темпы созреванию и становлению новых политических образований, эрозии и окончательному разрушению геополитических блоков и сфер влияния.

Всего через 14 лет в буквальном и переносном смысле рухнула казавшаяся незыблемой «Берлинская стена».   Развалилась как карточный домик печально известная «доктрина Брежнева», которая наделяла СССР правом ограничивать суверенитет участников Варшавского блока и вмешиваться во внутренние дела своих союзников.   На смену доктрины ограниченного суверенитета пришла новая  «доктрина Фрэнка Синатры», в шутку названная в честь знаменитой песни американского певца «Я сделал это по-своему».  Смысл ее слов отражал неизбежное поочередное падение коммунистических режимов в Восточной Европе и неспособность СССР любой ценой удержать эти страны в сфере своего политического, оборонного, экономического и идеологического влияния.  Восьмой основополагающий принцип Хельсинки, обязывающий уважать полное равенство народов и их неотъемлемое право распоряжаться своей судьбой, сработал, как пусковой механизм для сложных трансформационных общественно-политических процессов и явлений в странах Восточной Европы.    

В соседних с Украиной восточноевропейских странах последовательно нарастала девальвация господствующей идеологии, средства массовой информации шаг за шагом освобождались от пут цензуры и идеологического контроля, началась переоценка собственной истории, массово возникали неправительственные организации, составившие основу гражданского общества, рождалась новая генерация политических и общественных лидеров, моральных авторитетов и реформаторов, таких как Вацлав Гавел в Чехословакии, Лех Валенса в Польше, Андрей Сахаров в России и Вячеслав Черновол в Украине. 

Намного медленнее и латентнее, но также уверенно эти процессы зарождались и разворачивались в советской Украине.  Именно с Хельсинского процесса начиналась независимая Украина и становление гражданского общества в нашей стране, а вовсе не с «помаранчевой революции», как утверждают некоторые украинские политические персонажи, пришедшие к власти в 2004-2005 годах. Например, к лету 2005 года в реестре министерства юстиции Украины уже числилось 127 политических партий и более 2000 всеукраинских и международных общественных организаций, 108 профсоюзов, 728 благотворительных организаций.  Количество же украинских неправительственных организаций с местным статусом     превысило 22 тысячи.  Этот процесс невозможно остановить и он продолжает нарастать.  К примеру, в реестре 2010 года Минюста Украины уже зарегистрированы 182 политические партии, 3140 всеукраинских и международных общественных организаций, 1703 благотворительных организаций.  А число украинских неправительственных организаций с местным статусом в 2010 году перевалило за 35 тысяч и продолжает ежегодно увеличиваться на 2000-3000 НПО.  

 Через 16 лет после подписания Заключительного акта венцом Хельсинкского процесса стал распад СССР.  Его крах радикально изменил всю политическую ситуацию в мире, и вылился в полное переформатирование политических, экономических и военных альянсов в глобальном масштабе.   «Холодная война» кончилась, биполярный мир перестал существовать, а на карте Евразии появились десятки новых независимых государств и стран с изменившейся политической системой.

Было бы наивно, конечно, считать, что только Хельсинкский процесс стал главной причиной развала Советского Союза и последовавших за ним тектонических исторических трансформаций на Евразийском континенте.   Все основные  причины крылись в порочной природе СССР, представлявшей собой модифицированную  империю ХХ столетия, завуалированную идеологией и «самой демократической» Конституцией под «добровольный союз равных».  Главными разрушителями Советского Союза стали такие факторы как оторванная от нужд населения внутренняя политика; разрушительные диспропорции экстенсивной экономики; авторитарный характер советского общества и моноцентризм принятия решений внутренней и внешней политики; господство одной идеологии, идеологическая зашоренность без свободного обсуждения альтернатив, что в итоге обернулось развалом политической системы.

Эти самоубийственные процессы развивались в советском обществе исподволь, скрыто и без видимого влияния на массовое сознание миллионов граждан. Однако с середины 80-ых «пар недовольства» вырвался из бурлящего котла и заставил содрогнуться все советское общество.  Первой публичной точкой отсчета в крушении СССР, пожалуй, стала неслыханная в истории техногенная катастрофа на Чернобыльской АЭС.  Не вдаваясь в анализ причин катастрофы и масштабов экономических, экологических и международных последствий Чернобыля, остановлюсь только на том нокаутирующем ударе, который трагедия «мирного атома» нанесла по политической системе Советского Союза. Чернобыльская катастрофа враз перечеркнула загадочную, как НЛО, политику М.С. Горбачева, строившуюся на  политических фантазиях типа «перестройки» и «гласности», «социалистического плюрализма» и «социалистического правового государства», с помощью которых новый советский лидер  пытался спасти лицо коммунистической системы.  «Отец гласности» полностью умолк на целых 18 дней после 26 апреля 1986 года.  Население же огромной страны, особенно миллионы украинцев, оставались в неведение и информационном вакууме о степени угроз их жизни и здоровью их детей, масштабам потенциальных последствий для уклада их жизни на десятилетия.  Любимый лозунг Горбачева – «Не надо бояться своего народа! Гласность и есть социализм!» – лопнул как мыльный пузырь.   Нарастало массовое понимание не только лживости басен о «гласности» и вопиющей безответственности власти перед народом, но и ее неспособности оперативно анализировать ситуацию, защитить собственную информированность от «ведомственного испуга», контролировать  управляемость в государстве, быстро и эффективно реагировать на угрозы безопасности и здоровью народа.  Фактически Чернобыль обнажил и продемонстрировал всему миру, и в первую очередь с особой ясностью народу Украины, полную изношенность политической системы СССР.

Вторым и не менее значимым разрушителем Советского Союза стало крушение мифа о «ленинской дружбе народов».  Кричащее неравенство, политическая и экономическая «второсортность» одних народов по отношению другим в конце 80-ых – начале 90-ых вылились в кровавые столкновения с союзным правительством в Вильнюсе и Тбилиси, Алма-Ате и Баку, Карабахе и Ферганской долине.  Центробежные тенденции на фоне межнациональных противоречий и открытых конфликтов практически на всей территории страны взорвали СССР изнутри и похоронили его под «парадом суверенитетов» в 1988-1991 годах после 70 лет совместной истории «Союза нерушимого республик свободных».     

Не менее сокрушительный удар Хельсинкский процесс и его принципы «человеческого измерения» нанесли по коммунистической идиологеме и практике отрицания индивидуальности и ценности человеческой личности.   Поколения советских людей взращивались в атмосфере принудительного коллективизма и индоктринированного патриотизма, обучались мыслить, как малозначащие «единицы» коллектива, общности, народа.  Личность постепенно деградировала в «homo sovieticus» - статистическую единицу, бесполое, безразличное, покорное и управляемое существо, жертвующее своими интересами, взглядами, убеждениями и верованиями во имя единой цели, к определению которой она не имела ни малейшего отношения.  Эта малоизученная историко-моральная проблема, характерная для всех тоталитарных обществ, таила в себе дремлющие, но не покоренные силы, которые и стали главными движущими силами будущих общественных трансформаций.  Канонизировав в международных отношениях права и фундаментальные свободы человека, идеи Хельсинки  вооружили «гомо советикус» инструментами для того, чтобы вернуть свою индивидуальность, почувствовать себя личностями, отстоять свои права, интересы, убеждения и верования.      

Время перемен

В историческом измерении международные соглашения и организации редко бывают долгожителями, если перестают учитывать быстроменяющиеся реальности истории и вступают в противоречие с ними.  Как образно сказал один из самых ярких американских президентов Джон Кеннеди: «Перемены – закон жизни.  Если смотреть только в прошлое и настоящее, можно прозевать будущее».   На долю же Хельсинкского процесса выпало без преувеличения время исторических перемен.  Окончание «холодной войны» и конец биполярного мира; развал политических, оборонных и экономических блоков; крах СССР и появление на карте Европы и Евразии новых государств; сложнейшие и конфликтные процессы формирования молодых наций, до сих пор находящихся в состоянии транзита из тоталитарной политической системы в демократическую – эти и многие другие вызовы требовали адаптировать СБСЕ к велениям времени.   

«Парижская хартия для новой Европы» (1990 г.) стала первым многосторонним документом, который подвел итоги эпохи «холодной войны» и провозгласил начало новой эры в европейской истории.  Хартия придала постоянный статус уже существующим и создала ряд новых институтов СБСЕ, инициировала создание парламентского измерения Хельсинки – Парламентской ассамблеи. В результате многих институциональных преобразований СБСЕ фактически превратилась из процесса в организацию, что логично привело к ее переименованию из Совещания в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе.  Организация быстро выросла и пополнилась новыми членами за счет государств, впервые появившихся на политической карте континента.  Сегодня членами ОБСЕ являются 56 государств, в том числе Украина, которая присоединилась к ОБСЕ и Парламентской ассамблее в январе 1992 года.

В последние годы уже обновленная ОБСЕ столкнулась с новыми вызовами, способными парализовать всю ее работу.  

Наверное, самым сложным испытанием не только для ОБСЕ, но и для всей международно-правовой системы после Косово и войны в Ираке стала эрозия мирового порядка, основанного на балансе сил, взаимном признании и коллективных договорах. Биполярный мир развалился, похоронив под своими обломками Ялтинско-Потсдамскую систему международных отношений искусственного раздела мира на сферы влияния двух сверхдержав и двух политических систем.  Исходя из этой логики, международное право, запрещавшее силовое вмешательство, не санкционированное Советом Безопасности ООН, объявлялось устаревшим, не отвечающим потребностям современной мировой политики и ее моральным императивам. После Косово зазвучали предложения заменить международное право, понимаемое как право суверенных государств, на принципиально иное, глобальное коммунитарное право («конституционное право народов»), базирующееся на идеях глобальной конституции и возрождения принципов древнеримского «права народов».
Центром принятия решений в этой новой модели мира становилась не ООН, а сообщество демократических стран. Теперь не резолюции СБ ООН, а решения, принимаемые путем глобального демократического консенсуса, признавались бы основанием для политических и военных действий.  Классическое международное право оказалось в параличе.  Сторонники глобализации настаивают на том, что  обветшалые и затрепанные одежды-нормы международного права оказались малоприменимыми в эпоху глобализации человеческого общества, и уже не отвечают требованиям неумолимого процесса всемирной экономической, политической, технологической и культурной интеграции и унификации.   Поэтому, утверждают правоведы, смотрящие в будущее, право должно быть «глобализировано», чтобы заполнить «вакуум» в международном праве.

Многоголосье новых членов организации, несовершенство механизма принятия решений, определенные диспропорции в приоритетах деятельности ОБСЕ, и особенно конфликт интересов и подходов к принципам невмешательства во внутренние дела и к обязательствам в гуманитарной сфере грозили и продолжают угрожать заблокировать работу ОБСЕ.  Принцип консенсуса – основы принятия решений ОБСЕ – перешел в режим холостых оборотов в условиях многополюсности и невероятного многообразия мнений и позиций членов организации, свести которые воедино стало неимоверно сложно.  Например, ситуация в Украине в 2004 году стала главным камнем преткновения на заседании министров иностранных дел в Софии, которое в результате так и не смогло принять свой основной документ - Общеполитическую декларацию. 

Особенно тонкой материей становятся мутации в гуманитарном измерении ОБСЕ, с первых дней ставшем своеобразным «коньком» Хельсинкского процесса.  XXI век раздвинул рамки представлений о правах человека, наполнил эту сферу противоречиями между традиционными суждениями о морали, устоявшимися обычаями, религиозными ценностями и уже признанной многими странами т.н. политикой толерантности к «нетрадиционным» правам человека, например, праву на эвтаназию, смену пола, однополую любовь и однополый брак, воспитание детей в таком браке.  

В ОБСЕ со всей очевидностью назрела новая волна реформ и перемен, которые бы помогли усилить ее роль и значение в решении сложнейших проблем безопасности, экономического и гуманитарного сотрудничества на огромном пространстве от «Ванкувера до Владивостока».

Специально созданная «Группа мудрецов» в июне 2005 года, а Парламентская ассамблея месяцем позже представили Постоянному совету ОБСЕ свои выводы и рекомендации по реформированию организации.  Рекомендации «Группы мудрецов» и ПА во многом схожи и подтвердили историческую правильность принципов Заключительного акта Хельсинки – неделимость и всеобъемлющую природу безопасности, тесно увязанную с тремя измерениями – политико-военным, экономическим и экологическим, а также человеческим измерением безопасности.  Признав несовершенство организации и ее структуры, оба пакета рекомендаций видят необходимость придать ей полный международно-правовой статус (ОБСЕ до сих пор не имеет статуса международной организации и своего Устава); усилить взаимосвязь между всеми тремя магистральными направлениями безопасности в деятельности организации; укрепить в интересах синергии отношения ОБСЕ с другими международными организациями, например, ООН и Советом Европы; сохранить консенсусное принятие решений; отчетливо определить правила и стандарты мониторинговой деятельности ОБСЕ; сделать более эффективной и четко прописанной в правовом отношении деятельность ее «полевых миссий»,  и многое другое.

ПА же сделала особый акцент на усиление роли парламентского измерения организации вплоть до утверждения ее бюджета, а также принципиально отбросила критику о «крене» в сторону человеческого измерения в ущерб проблемам военно-политического характера и сотрудничества в экономике, науке и технике, охране окружающей среды.

Главным критиком несовершенства и проблем ОБСЕ, настойчивым застрельщиком ее реформы в последние годы остается Россия.  Эта критика даже получила свое отражение в Концепции внешней политики Российской Федерации, где твердо заявлено, что «Россия выступает за реформу ОБСЕ и возвращение организации первоначальной компетенции в сфере безопасности».  Россия неоднократно обвиняла ОБСЕ в политике «двойных стандартов», «гуманитарном перекосе» ее работы, предвзятости институтов и структур организации по отношению к России, «географическом переносе» центра тяжести деятельности на постсоветское пространство, в страны СНГ и Балканы. 

Поделюсь своим видением природы общеполитических проблем организации и ее некоторым образом схематическим подходом в ответах на вызовы двух последних десятилетий.  Распад СССР, Югославии и Варшавского блока, формирование на этом пространстве независимых государств, преследующих свои национальные интересы во внешней и внутренней политике, существенно подорвал «переговорную» мощь и систему аргументации России.  Приоритеты российских национальных интересов стали все меньше учитываться в процессе принятия решений в ОБСЕ, вынуждая Россию все чаще блокировать консенсус.  При этом в последнее десятилетие в геометрической прогрессии нарастала сложность деятельности организации, которой пришлось столкнуться с неизвестными ранее геополитическими потрясениями и вызовами, чреватыми новыми угрозами общеевропейской безопасности.  

Буквально на глазах «перелицовывалась» политическая карта Европы, сферы влияния «мигрировали», а внутренние конфликты во вновь создаваемых государствах несли серьезную угрозу безопасности Европы.  Неизбежные нарушения прав человека и ограничение свобод в конфликтных зонах вопреки принятым государствами обязательствам в рамках третьей хельсинкской «корзины» привели к тому, что все чаше зазвучали требования применить принцип брежневского противовеса «невмешательства во внутренние дела».  Смогла ли ОБСЕ достойно ответить на эти вызовы бурного времени образования новых государств и формирования в них новых политических систем?  Очевидно, не в полной мере.  Смогли ли эти государства, в том числе новая Россия, дать объективную оценку разворачивающимся историческим процессам, вписать свои национальные интересы в рамки этих неизбежных трансформаций и предложить путь конструктивной адаптации ОБСЕ к требованиям времени и геополитических  перемен?  Ответ настолько же очевиден.

Не случайно Президент России Дмитрий Медведев выдвинул амбициозную инициативу по созданию новой архитектуры безопасности в Европе и юридически обязывающего Договора о европейской безопасности.  Проект российского Президента не рассчитан на немедленный результат, он инициирует переговорный процесс, если хотите, дискуссию о новом видении современной концепции безопасности, которая предлагает неблоковый и невоенный механизм согласования различных интересов и различий между странами, в том числе  различий мировоззренческих и идеологических. 

***

Через 35 лет после подписания в Хельсинки Заключительного акта для ОБСЕ снова «будущее начинается сегодня, а не завтра», говоря словами Папы Иоанна Павла II.   Измениться самой сегодня ради будущего 56 государств на просторах от канадского Ванкувера до российского Владивостока – вызов, достойный Истории Европы. 

Сегодня ОБСЕ попала в сезон затянувшейся стагнации и поиска выхода из тупика: 11 лет не проводились саммиты организации, реформы настаиваются, как вино, с 2005 года, критика становится все жестче…  Как всякая идея нуждается в авторе, так же и ОБСЕ нужен лидер, способный раздвинуть горизонты настоящего и увидеть перспективы будущего организации.   История знает немало примеров того, как политик, устремленный в будущее, становился отцом-основателем принципов нового мирового порядка, целой системы международных отношений.  Таким провидцем только в ХХ веке был, например, 28-ой президент США Вудро Вильсон, выдвинувший идею Версальско-Вашингтонской системы международных отношений и инициировавший создание Лиги Наций.  Авторство идеи о создании и названии ООН принадлежит другому американскому президенту Франклину Рузвельту, которого сразу же поддержал И. Сталин.  Немногие, правда, знают, что их оппонентом в создании ООН выступал третий участник «Большой тройки» - английский премьер Уинстон Черчилль.  Ему, кстати, принадлежит авторство идеи «холодной войны» и термина «железный занавес».  И все же именно «Большая Тройка» заложила основы т.н. Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, которая просуществовала более полувека.  Как и в те переломные моменты истории, кризис ОБСЕ сегодня настойчиво требует крупного лидерства, которое бы смело повело за собой нации, разделяющие основополагающие цели и принципы организации, очертило бы ее новые горизонты в глобальном мире и ускоренном историческом времени.    

Только так ОБСЕ сможет продолжить свою собственную историю в новом столетии, ответить на новые угрозы и вызовы, оставаясь главным инструментом раннего предупреждения, предотвращения конфликтов, регулирования кризисов и постконфликтного восстановления.  Только возрожденная и преобразованная ОБСЕ в последующие десятилетия сможет служить народам надежной трибуной и каналом межгосударственного диалога во имя безопасности и сотрудничества на континенте.

Владимир ЛИТВИН

газета "Голос Украины" №141 (4891) от 31.08.2010 г.